Неточные совпадения
Но не успел он договорить, как раздался треск, и бывый прохвост моментально
исчез, словно растаял
в воздухе.
Сонный и сердитый, ходил на кривых ногах Дронов, спотыкался, позевывал, плевал; был он
в полосатых тиковых подштанниках и темной рубахе, фигура его
исчезала на фоне кустов, а голова плавала
в воздухе, точно пузырь.
— Светлее стало, — усмехаясь заметил Самгин, когда
исчезла последняя темная фигура и дворник шумно запер калитку. Иноков ушел, топая, как лошадь, а Клим посмотрел на беспорядок
в комнате, бумажный хаос на столе, и его обняла усталость; как будто жандарм отравил
воздух своей ленью.
Видел Самгин историка Козлова, который, подпрыгивая, тыкая зонтиком
в воздух, бежал по панели, Корвина, поднявшего над головою руку с револьвером
в ней, видел, как гривастый Вараксин, вырвав знамя у Корнева, размахнулся, точно цепом, красное полотнище накрыло руку и голову регента; четко и сердито хлопнули два выстрела. Над головами Корнева и Вараксина замелькали палки, десятки рук, ловя знамя, дергали его к земле, и вот оно
исчезло в месиве человеческих тел.
Лидия заставила ждать ее долго, почти до рассвета. Вначале ночь была светлая, но душная,
в раскрытые окна из сада вливались потоки влажных запахов земли, трав, цветов. Потом луна
исчезла, но
воздух стал еще более влажен, окрасился
в темно-синюю муть. Клим Самгин, полуодетый, сидел у окна, прислушиваясь к тишине, вздрагивая от непонятных звуков ночи. Несколько раз он с надеждой говорил себе...
Понемногу погода разгулялась: туман
исчез, по земле струйками бежала вода, намокшие цветы подняли свои головки,
в воздухе опять замелькали чешуекрылые.
«Вот когда ты таким образом свои сокровища раздашь — Бог и пошлет тебе облегчение!» — сказал под конец странник и вдруг
исчез, словно
в воздухе растаял.
Да припомнит это мистер Домби
в грядущие годы. Крик его дочери
исчез и замер
в воздухе, но не
исчезнет и не замрет
в тайниках его души. Да припомнит это мистер Домби
в грядущие годы!..»
Он рассказывал мне потом, что
в ту пору ему пришлось пережить нравственно три долгих фазиса: первый, самый долгий и мучительный, — уверенность
в неминуемой гибели; каторжниками овладела паника, и они выли; детей и женщин пришлось отправить
в шлюпке под командой офицера по тому направлению, где предполагался берег, и шлюпка скоро
исчезла в тумане; второй фазис — некоторая надежда на спасение: с Крильонского маяка донесся пушечный выстрел, извещавший, что женщины и дети достигли берега благополучно; третий — полная уверенность
в спасении, когда
в туманном
воздухе вдруг раздались звуки корнет-а-пистона, на котором играл возвращавшийся офицер.
Эхо — звук; ударит
в воздух, позыбнет его и
исчезнет.
Возмущенные соки мыслию стремилися, мне спящу, к голове и, тревожа нежный состав моего мозга, возбудили
в нем воображение. Несчетные картины представлялись мне во сне, но
исчезали, как легкие
в воздухе пары. Наконец, как то бывает, некоторое мозговое волокно, тронутое сильно восходящими из внутренних сосудов тела парами, задрожало долее других на несколько времени, и вот что я грезил.
Звезды
исчезали в каком-то светлом дыме; неполный месяц блестел твердым блеском; свет его разливался голубым потоком по небу и падал пятном дымчатого золота на проходившие близко тонкие тучки; свежесть
воздуха вызывала легкую влажность на глаза, ласково охватывала все члены, лилась вольною струею
в грудь.
Кадеты дали ему по двугривенному. Он положил их на ладонь, другой рукой сделал
в воздухе пасс, сказал: ейн, цвей, дрей, щелкнул двумя пальцами — и монеты
исчезли.
Вдруг на площадь галопом прискакал урядник, осадил рыжую лошадь у крыльца волости и, размахивая
в воздухе нагайкой, закричал на мужика — крики толкались
в стекла окна, но слов не было слышно. Мужик встал, протянул руку, указывая вдаль, урядник прыгнул на землю, зашатался на ногах, бросил мужику повод, хватаясь руками за перила, тяжело поднялся на крыльцо и
исчез в дверях волости…
Она смотрела на судей — им, несомненно, было скучно слушать эту речь. Неживые, желтые и серые лица ничего не выражали. Слова прокурора разливали
в воздухе незаметный глазу туман, он все рос и сгущался вокруг судей, плотнее окутывая их облаком равнодушия и утомленного ожидания. Старший судья не двигался, засох
в своей прямой позе, серые пятнышки за стеклами его очков порою
исчезали, расплываясь по лицу.
Простую мелочь, которая
исчезла бы от одного дуновения здорового, освежающего
воздуха, мы сумели превратить
в мелочь изнуряющую.
Был знойный летний день 1892 года.
В высокой синева тянулись причудливые клочья рыхлого белого тумана.
В зените они неизменно замедляли ход и тихо таяли, как бы умирая от знойной истомы
в раскаленном
воздухе. Между тем кругом над чертой горизонта толпились, громоздясь друг на друга, кудрявые облака, а кое-где пали как будто синие полосы отдаленных дождей. Но они стояли недолго, сквозили,
исчезали, чтобы пасть где-нибудь
в другом месте и так же быстро
исчезнуть…
Село, церковь, ближний лес — все
исчезло в снежной мгле, крутящейся
в воздухе; старинный головлевский сад могуче гудит.
Фантазируя таким образом, он незаметно доходил до опьянения; земля
исчезала у него из-под ног, за спиной словно вырастали крылья. Глаза блестели, губы тряслись и покрывались пеной, лицо бледнело и принимало угрожающее выражение. И, по мере того как росла фантазия, весь
воздух кругом него населялся призраками, с которыми он вступал
в воображаемую борьбу.
Разглядишь какую-нибудь птицу
в синем, прозрачном
воздухе и долго, упорно следишь за ее полетом: вон она всполоснулась над водой, вон
исчезла в синеве, вон опять показалась чуть мелькающей точкой…
Ахилла задрожал и, раскрыв глаза, увидал, что он действительно спал, что на дворе уже утро; красный огонь погребальных свеч
исчезает в лучах восходящего солнца,
в комнате душно от нагару,
в воздухе несется заунывный благовест, а
в двери комнаты громко стучат.
Господин официр поднял руки и подался вперед, но вдруг произошло нечто необыкновенное: он крякнул, все огромное туловище его покачнулось, поднялось от земли, ноги брыкнули на
воздухе, и, прежде чем дамы успели вскрикнуть, прежде чем кто-нибудь мог понять, каким образом это сделалось, господин официр, всей своей массой, с тяжким плеском бухнулся
в пруд и тотчас же
исчез под заклубившейся водой.
Ночные бабочки вились и, сыпля пыль с крылышек, бились по столу и
в стаканах, то влетали
в огонь свечи, то
исчезали в черном
воздухе, вне освещенного круга.
Завод спускался вниз тремя громадными природными площадями. Во всех направлениях сновали маленькие паровозы. Показываясь на самой нижней ступени, они с пронзительным свистом летели наверх,
исчезали на несколько секунд
в туннелях, откуда вырывались, окутанные белым паром, гремели по мостам и, наконец, точно по
воздуху, неслись по каменным эстакадам, чтобы сбросить руду и кокс
в самую трубу доменной печи.
И видел я это стадо, перелетающее семифутовую бездонную трещину вслед за своим вожаком, распластавшимся на секунду
в воздухе, с поджатыми ногами и вытянутой шеей, и ни секунды не задержавшимся на другой стороне трещины: он не перелетел, а скользнул через пропасть и
исчез за скалой.
Замолчали… Стая чижей пронеслась над садом, рассыпав
в воздухе задорно-веселый щебет. И снова зрелую красоту сада обняло торжественное молчание. Ужас все еще не
исчезал из глаз Игната…
Поющие волны звона колебали
воздух, насыщенный ими, и таяли
в ясной синеве неба. Фома задумчиво смотрел на лицо отца и видел, что тревога
исчезает из глаз его, они оживляются…
На земле была тихая ночь;
в бальзамическом
воздухе носилось какое-то животворное влияние и круглые звезды мириадами смотрели с темно-синего неба. С надбережного дерева неслышно снялись две какие-то большие птицы,
исчезли на мгновение
в черной тени скалы и рядом потянули над тихо колеблющимся заливцем, а
в открытое окно из ярко освещенной виллы бояр Онучиных неслись стройные звуки согласного дуэта.
Двух суток по восемнадцати градусов не выдержали омерзительные стаи, и
в 20-х числах августа, когда мороз
исчез, оставив лишь сырость и мокроту, оставив влагу
в воздухе, оставив побитую нежданным холодом зелень на деревьях, биться больше было не с кем.
Моя тарелка
исчезла и вернулась из откуда-то взявшейся
в воздухе руки, — с чем?
При появлении этого кресла ситец, поглотивший Маню, заворошился еще сильнее; из него поднялись две красноватые руки, взмахнули на
воздухе и опять утонули
в складках, а насупротив их показалась пара других, более свежих рук, и эти тоже взмахнули и также
исчезли в ситцевой пене.
Вслед за часами ноги Давыда вскидываются вверх — и сам он весь, головою вниз, руки вперед, с разлетевшимися фалдами куртки, описывает
в воздухе крутую дугу —
в жаркий день так вспугнутые лягушки прыгают с высокого берега
в воду пруда — и мгновенно
исчезает за перилами моста… а там — бух! и тяжкий всплеск внизу…
Её серебряные трели таяли
в воздухе, полном тихого и ласкового шума волн, и, когда они
исчезали, слышалось нервное стрекотанье какого-то насекомого.
Солнце уж не так ярко светило с голубого неба, позже вставало и раньше ложилось; порывистый ветер набегал неизвестно откуда, качал вершинами деревьев и быстро
исчезал, оставив
в воздухе холодевшую струю.
Шум — подавлял, пыль, раздражая ноздри, — слепила глаза, зной — пек тело и изнурял его, и все кругом казалось напряженным, теряющим терпение, готовым разразиться какой-то грандиозной катастрофой, взрывом, за которым
в освеженном им
воздухе будет дышаться свободно и легко, на земле воцарится тишина, а этот пыльный шум, оглушительный, раздражающий, доводящий до тоскливого бешенства,
исчезнет, и тогда
в городе, на море,
в небе станет тихо, ясно, славно…
Я так была отуманена этою, внезапно возбужденною, как мне казалось, любовью ко мне во всех посторонних, этим
воздухом изящества, удовольствий и новизны, которым я дышала здесь
в первый раз, так вдруг
исчезло здесь его, подавлявшее меня, моральное влияние, так приятно мне было
в этом мире не только сравняться с ним, но стать выше его, и за то любить его еще больше и самостоятельнее, чем прежде, что я не могла понять, что неприятного он мог видеть для меня
в светской жизни.
Мы забрались
в «дыру» и легли, высунув из нее головы на
воздух. Молчали. Коновалов как лег, так и остался неподвижен, точно окаменел. Хохол неустанно возился и всё стучал зубами. Я долго смотрел, как тлели угли костра: сначала яркий и большой, уголь понемногу становился меньше, покрывался пеплом и
исчезал под ним. И скоро от костра не осталось ничего, кроме теплого запаха. Я смотрел и думал...
С жадностью вдыхала Акулина
в расширявшуюся грудь свою пахучие струи
воздуха, приносимые с поля; всматривалась она тогда
в зеленеющий луг, забрызганный пестрыми цветами,
в эту рощу, где беззаботно, счастливо даже просиживала она когда-то по целым дням, с красной утренней зари до минуты, когда последние бледные лучи заходящего солнца
исчезали за сельским погостом.
Однако и это не помогло. Арабин не обратил на него внимания, допил стакан, вынул книжку, что-то записал
в ней, потом торопливо оделся, рванулся к двери, потом остановился, взглянул, нет ли
в дверях кого-либо из ямщиков, и, будто обдумав что-то, вдруг резким движением швырнул деньги. Две бумажки мелькнули
в воздухе, серебро со звоном покатилось на пол. Арабин
исчез за дверью, и через минуту колокольчики бешено забились на реке под обрывом.
Стол стоял
в простенке между окон, за ним сидело трое: Григорий и Матрёна с товаркой — пожилой, высокой и худой женщиной с рябым лицом и добрыми серыми глазами. Звали её Фелицата Егоровна, она была девицей, дочерью коллежского асессора, и не могла пить чай на воде из больничного куба, а всегда кипятила самовар свой собственный. Объявив всё это Орлову надорванным голосом, она гостеприимно предложила ему сесть под окном и дышать вволю «настоящим небесным
воздухом», а затем куда-то
исчезла.
Маленькая рыбка порывисто металась вверх, и вниз, и
в стороны, спасаясь от какого-то длинного хищника
В смертельном страхе она выбрасывалась из воды на
воздух, пряталась под уступы скалы, а острые зубы везде нагоняли ее. Хищная рыба уже готова была схватить ее, как вдруг другая, подскочив сбоку, перехватила добычу: рыбка
исчезла в ее пасти. Преследовательница остановилась
в недоумении, а похитительница скрылась
в темный угол.
Но, спрашивая, он уже знал, какой Николай стоит перед ним. Важность
исчезла с его лица, и оно стало бледно страшной старческой бледностью, похожей на смерть, и руки поднялись к груди, откуда внезапно вышел весь
воздух. Следующим порывистым движением обе руки обняли Николая, и седая холеная борода прикоснулась к черной мокрой бородке, и старческие, отвыкшие целовать губы искали молодых свежих губ и с ненасытной жадностью впивались
в них.
И девять выстрелов гулко разнеслись по рейду. Белый дымок из орудий застлал на минуту корвет и скоро
исчез, словно растаял
в воздухе.
— Взлететь на
воздух, что ли, хотите? — посмеивался Игнатий Николаевич, показываясь минут на пять
в кают-компании
в своей засаленной, когда-то белой рабочей куртке, и снова
исчезал в машину.
Выстрел, несомненно, всколыхнул бы
воздух, который увлек бы за собой шаровую молнию. От соприкосновения с каким-либо предметом она могла беззвучно
исчезнуть, но могла и разорваться. Я стоял, как прикованный, и не смел пошевельнуться. Светящийся шар неуклонно двигался все
в одном направлении. Он наискось пересек мою тропу и стал взбираться на пригорок. По пути он поднялся довольно высоко и прошел над кустом, потом стал опускаться к земле и вслед затем скрылся за возвышенностью.
Морской берег ночью! Темные силуэты скал слабо проектируются на фоне звездного неба. Прибрежные утесы, деревья на них, большие камни около самой воды — все приняло одну неопределенную темную окраску. Вода черная, как смоль, кажется глубокой бездной. Горизонт
исчез —
в нескольких шагах от лодки море сливается с небом. Звезды разом отражаются
в воде, колеблются, уходят вглубь и как будто снова всплывают на поверхность.
В воздухе вспыхивают едва уловимые зарницы. При такой обстановке все кажется таинственным.
Был прекрасный августовский вечер. Солнце, окаймленное золотым фоном, слегка подернутое пурпуром, стояло над западным горизонтом, готовое опуститься за далекие курганы.
В садах уже
исчезли тени и полутени,
воздух стал сер, но на верхушках деревьев играла еще позолота… Было тепло. Недавно шел дождь и еще более освежил и без того свежий, прозрачный, ароматный
воздух.
Графиня ударила по лошади и через минуту
исчезла в темнеющем всё больше и больше лесном
воздухе.
Вахтенный приподнимает конец доски, Гусев сползает с нее, летит вниз головой, потом перевертывается
в воздухе и — бултых! Пена покрывает его, и мгновение кажется он окутанным
в кружева, но прошло это мгновение — и он
исчезает в волнах.
По мере того, как она поднималась на гору, легкий, едва заметный ветерок обхватывал ее крепче и, приминая покрывавшую ее серую пушистую шаль к ее молодому, стройному телу, обрисовывал ее фигуру мягкими плавкими линиями, благодаря которым контур точно сливался с
воздухом и
исчезал в этом слиянии.